Убийство - всегда промах. Никогда не следует делать того, о чем нельзя поболтать с людьми после обеда.
Старый дом на Рю-Рояль
Первый луч проскользнул меж портьер и упал на паркет
И в янтарном струящемся свете кружатся пылинки,
Но хранят темноту, притаившись в углах, паутинки -
В этом доме не слышно шагов и хозяина нет.
В этом доме уже много лет не звучат голоса,
Зачехленные кресла о прошлом неслышно вздыхают,
Здесь немой клавесин ностальгией о вальсе страдает,
Зеркала в пышных рамах пусты, как слепые глаза.
Серый хлам на полу утопает в столетней пыли,
И ворчливо скрипят не закрытые старые двери,
Позабытые книги на полках совсем пожелтели,
И цветы на коврах потемневших давно отцвели.
В этой комнате раньше стоял полированный гроб,
А в соседней - смеялись и плакали семьдесят кукол,
В той - парили над жемчугом клавиш холодные руки,
А на лестнице слышались легкие звуки шагов.
В этом доме всегда зажигались десятки свечей,
Заставляя полночную тьму по углам затаиться.
Здесь умели любить и страдать, размышлять, веселиться,
И ни ночью, ни днем в этот дом не водили гостей.
Это время давно пролетело как сказочный сон,
То, что было, уже невозможно вернуть и исправить.
Никогда в этих комнатах больше не будет хозяев -
Старый дом в восемнадцатый век безнадежно влюблен.
(с) Gloria
Считалось, что нарушивший гейс человек умирал на Самайн.
Первый луч проскользнул меж портьер и упал на паркет
И в янтарном струящемся свете кружатся пылинки,
Но хранят темноту, притаившись в углах, паутинки -
В этом доме не слышно шагов и хозяина нет.
В этом доме уже много лет не звучат голоса,
Зачехленные кресла о прошлом неслышно вздыхают,
Здесь немой клавесин ностальгией о вальсе страдает,
Зеркала в пышных рамах пусты, как слепые глаза.
Серый хлам на полу утопает в столетней пыли,
И ворчливо скрипят не закрытые старые двери,
Позабытые книги на полках совсем пожелтели,
И цветы на коврах потемневших давно отцвели.
В этой комнате раньше стоял полированный гроб,
А в соседней - смеялись и плакали семьдесят кукол,
В той - парили над жемчугом клавиш холодные руки,
А на лестнице слышались легкие звуки шагов.
В этом доме всегда зажигались десятки свечей,
Заставляя полночную тьму по углам затаиться.
Здесь умели любить и страдать, размышлять, веселиться,
И ни ночью, ни днем в этот дом не водили гостей.
Это время давно пролетело как сказочный сон,
То, что было, уже невозможно вернуть и исправить.
Никогда в этих комнатах больше не будет хозяев -
Старый дом в восемнадцатый век безнадежно влюблен.
(с) Gloria
Считалось, что нарушивший гейс человек умирал на Самайн.
Под такое не жалко умереть на Самайн.
Про Самайн - это оффтоп, да, и в нынешний, боюсь, будут умирать в совершенно других домах, к сожалению.
Под хорошие стихи нигде умирать не жалко.
У меня почему-то перед глазами возникла картина о самурае, готовящемся к харакири, и выводящего каллиграфическим почерком иероглифы предсмертного хокку.
Хорошая традиция. Правильная.
Не слушай меня. Это все осень, осень, которую я так долго ждал, которой я так боялся... Она пришла и теперь говорит вместо меня о смерти.
Думаю, у нас одна осень)
За это стоит выпить.